Повесть о настоящем человеке

02 сентября 2009 г.

02/09/2009

Ему подражали, носили на руках, писали любовные письма. Павел Кадочников, сыгравший летчика Мересьева в «Повести о настоящем человеке» и майора Федотова в «Подвиге разведчика», определил судьбу поколения мальчишек пятидесятых. Позднее он стал лирическим героем «Укротительницы тигров», трогательным стариком Трилецким в «Неоконченной пьесе для механического пианино» и злодеем-бароном в «Проданном смехе»… Список его ролей, каждую из которых помнят разные поколения, можно зачитывать как классику советского кино. А вот каким мастер перевоплощения был в жизни, знали лишь его близкие. О том, над чем смеялся Кадочников, кого любил, а кого — не прощал, «МК» в Питере» рассказала внучка актера Наталья.

Богатырев заступился за котенка

— Дед был душой компании и умел собрать вокруг себя людей. У нас в доме часто бывали члены съемочной группы Никиты Михалкова. Дед тогда работал в «Неоконченной пьесе для механического пианино». Юрий Богатырев, Олег Табаков, Александр Калягин приходили просто выпить чая. С дядей Юрой Богатыревым мы особенно подружились.

Совершенно чудный человек! Мне было восемь, когда мы заглянули к нему домой, и он показал свои рисунки. Эта яркая комната, которая была увешана разноцветными листами, до сих пор стоит перед глазами.

Богатырев очень любил детей. Всегда, когда приезжал, играл с нами. Ежика мог в подарок привезти или щенка. И активно за нас заступался. Помню, однажды я притащила бездомного котенка. Мама сразу же указала нам на дверь. Пошла к Богатыреву: «Пожалуйста, поговорите, чтобы она котенка не выбрасывала…» И он поговорил: «Свет, хочешь, я из Москвы буду приезжать за ним ухаживать, только оставь ребенку радость…» В итоге зверь был «прописан» в квартире.

Когда погиб мой отец, Богатырев прислал дедушке с бабушкой телеграмму с соболезнованиями и подписался: «Ваш сын Юра». Хотя в жизни он не был трагической фигурой и все время подшучивал, в какие-то моменты глаза его становились грустными-грустными. Иногда дядя Юра задумывался о чем-то своем и мрачнел.

Я тогда списывала его грусть на трагический образ в «Неоконченной пьесе для механического пианино». Но Богатырев жил совершенно один: ни жены, ни детей. Ходили слухи про его «неправильную» ориентацию, но я знаю, что у него была любимая женщина. И очень хорошо помню, что какая-то дама должна была приехать к Богатыреву на съемки «Пианино». Он купил огромную охапку роз. Потом я слышала от домашних, что случилось несчастье — эта женщина погибла. С того момента у Богатырева произошел надлом.

Народная любовь

— Да, деда носили на руках, и поклонницы толпами ходили за ним, забрасывая любовными письмами. Но показателен другой случай. Мне не доверяли ключи от квартиры — я все время их теряла. Дед с бабушкой ходили гулять, я прибегу раньше из института — их нет. Как найти? Выходила в парк Ленина (сейчас Александровский парк) и спрашивала у людей: «Вы Кадочникова не видели? Куда он пошел?» — «Туда-то…» Так я деда и находила. Его настолько любили, что следили за каждым шагом. У этой любви была и оборотная сторона: про дедушку ходили разные слухи.

Что-то сочинялось народом даже при мне. Однажды шли с проб с «Ленфильма» вместе. Мне было лет семнадцать. Я держала деда под руку. И вдруг слышу сзади шепоток: «Ой, смотрите, Кадочников с молодой любовницей вышагивает…» Мне стало очень обидно. Был слух, что он давал «левые» концерты, его громили за это в статье в газете. Дедушка переживал, а на самом деле «левые» концерты подсовывал ему администратор.

И, естественно, все говорили, что он ловелас, что у него со всеми партнершами-актрисами романы. Возможно, в каких-то случаях говорили небезосновательно. Я спрашивала у бабули, как она к этому относится. «А что ты хочешь? Человек такой известности! Да, вокруг него страсти. Его любят. А когда не любят, значит, актер плохой…»

У них были стычки ревности, но дед никогда не ставил свои романы выше семьи. По самолюбию бабушки эти увлечения не били. Я знаю, что у дедушки есть сын Павел в Швеции, от певицы цыганского театра. Видела ее фото — женщина потрясающей красоты.

Дочка Павла живет в Лос-Анджелесе, мне о ней рассказала актриса театра «Ромэн». Нас даже хотели познакомить, когда я была в Америке, но Маши не было в городе. Дед не дал им своей фамилии и никаких контактов с ними не поддерживал.

Говорили, что у него был роман с Людмилой Касаткиной. Но актриса совершенно спокойно ходила к нам в гости, и бабушка ее принимала. Помню, Касаткина веселая была, жизнерадостная, все время хохотала и подарила мне духи.

Женщина всей жизни

— Иногда дед и бабушка страшно ругались. Но Розалия Ивановна как-то незаметно умела настоять на своем. Помню показательный случай: они до хрипоты спорили, куда поставить шкаф во время переезда. Я убежала по своим «детским» делам, а когда вернулась, шкаф стоял там, где хотела бабуля. Сидит дед, смотрит на шкаф и говорит: «Ты погляди, ведь она со мной спорила. А как он тут хорошо смотрится». Он был уже полностью уверен, что это его идея. Бабушка деда сильно любила, хотя у них в жизни были разные времена.

Дед был эмоциональным и вспыльчивым, но быстро отходил. А бабушка — педантичной и «доставала» этим всех. Но у них двоих было трогательное равновесие. Каждый вечер дед и бабушка читали друг другу, рассказывали какие-то новости. Я прибегала к ним, ложилась рядом. Бабушка о деде бесконечно заботилась: «Павлинька, Павлинька, давай тебе закапаем в глаза…» Дед ворчал, но было видно, что он от этого «тащится». Когда у бабули с глазами тоже стало неважно, с дедом на площадке была я.

Бабушка постоянно находилась рядом с Павлом Петровичем, он был ее жизнью, любовью, другом, всем. Бабуля умела вовремя сказать «нет» тем, кто приглашал Кадочникова посидеть и выпить. Из-за этого многие Розалию Ивановну недолюбливали, считали стервой. А она берегла его покой. Дед и бабуля гуляли всегда вместе. Я смотрела и восхищалась: «Как бы мне хотелось иметь человека, с которым вот так можно было бы ходить рядом и держать его за руку…»

Путевка в жизнь

— Дед был очень мягким человеком, на нем многие «ездили» — Кадочников никому не отказывал в помощи. Но в каких-то жизненных моментах он был очень жесток. И не прощал предательства. Последняя история его картины «Серебряные струны» тому прямое подтверждение.

Человек, которого дед приветил, — рабочий из съемочной группы Юрий Смирнов — по сути, Кадочникова и «добил». Юрий к нему подошел: мол, хочу на сценарный факультет поступать. Почитайте мои работы. Дедушка увидел в Смирнове талант. А потом взял в соавторы «Серебряных струн», они вместе писали сценарий.

Юрий много дедуле помогал, искал материалы. Тогда еще не было компьютеров, а Павел Петрович страдал глаукомой, и Смирнов все писал от руки. В какой-то момент он дал перепечатать рукопись машинистке, принес «белый» вариант деду, а оригинал оставил себе. На что дед, конечно же, не обратил внимания. Началась работа, дедушка указал Юрия в титрах как соавтора. А когда фильм вышел, «соавтор» подал на дедушку в суд: за то, что он якобы украл у него сценарий. И показал рукопись. Суд длился три года, вплоть до дедушкиной смерти, картину арестовали. Это деда и скосило. Ведь Юрий у нас дневал и ночевал, став практически членом семьи.

Кадочников многим давал путевку в жизнь: он помогал встать на ноги Александру Галибину. А еще бабушка рассказывала, что когда-то дед подобрал на улице беспризорного мальчика, вытащившего у него кошелек из кармана. Они его кормили, устроили в школу, а потом мальчик вырос и стал летчиком. И долго писал дедушке письма: благодарил за то, что он изменил его жизнь.

Морж, охотник и автолюбитель

— Дедушка был убежденным моржом. Каждое утро ходил на «моржовый угол» на Петроградке. И в клубе у них состоял, пока мог. Купался в проруби. Ближе к семидесяти ходить к моржам стало тяжело, и он наливал ледяную ванную. А еще дед был страстным охотником. Он часто привозил трофеи: отдавал набивать из них чучела.

Когда дедушка купил первую машину «Победу», у него не было прав. Но он сел и поехал. И ездил так около полугода. Однажды его остановил инспектор ГАИ: «Ваши права!» — «Какие права?» — поднял брови дедушка. «Ну как же, чтобы автомобиль водить, нужны права…» Дед искренне удивился этому факту. И пошел учиться в автошколу, в ГАИ же экзамен с первого раза не сдал, допустив две или три ошибки.

«Павел Петрович, придется пересдавать», — объяснил строгий инспектор. «Но ведь я всего пару ошибок сделал…» — чуть не плакал дедушка. «А сколько нужно ошибок, чтобы попасть в аварию и лишиться жизни?!» Только после этого дед понял, что вождение — серьезная штука. Он и мне эту историю рассказал, когда я села за руль.

…Сами похороны деда не помню. Ни отпевания, ни как в землю опускали. Очень врезалось в память, как к телу дедушки подошел Михаил Филиппов и поцеловал его в лоб. Он был старенький, грустный, и по лицу его катилась одинокая слеза. В тот момент я ощутила весь ужас утраты. Я осознала, что деда больше нет. Но в душе так и не могу смириться с этим. Ведь когда Павлу Петровичу было уже за семьдесят, у него на съемках «Серебряных струн» оставались глаза молодого человека. Я не знаю, каким образом это получалось. Наверное, в этом и есть большой актерский талант.

Воспоминания слушала Наталья Черных

Фото из архива героини

Алексей Нилов, внучатый племянник Павла Кадочникова:

— Маленьким я снимался у Павла Петровича в «Снегурочке» и сидел у него на шее в буквальном смысле этого слова. Он катал меня на плечах, гулял со мной, все рассказывал и показывал. Звал я его «папа Паша», хотя он просил — «дядей Павликом». Я часто бывал у них в доме, мы там почти жили, по-родственному.

Я помню, как сидел у него на коленках, когда «папа Паша» управлял своим

ЗИМом. Помню, как ездили к нему на дачу под Питером. До двенадцати лет я гонял на мотоцикле Петьки, его сына. Помню роскошные семейные праздники…

Павел Петрович был очень энергичный человек. И — настоящее воплощение советского актера. Такая идеальная мечта зрителя. И по образу жизни, и в кино он был в хорошем смысле слова «барином». Широкая душа и все, причитающиеся советским «барам» черты. Гостеприимность, щедрость, большой дом, обеды, выезды, путешествия.

Когда его не стало, во мне что-то надломилось. Это были подряд две трагических смерти: сначала его сын Петя, потом сам Павел Петрович. Умер он в Великий пост, это был очень сильный удар для всей семьи. В тот момент я никого не слышал и ничего не говорил. Мы вместе переживали огромное горе.

Сейчас, когда я смотрю на молодого Павла Петровича на экране, — это уважение, грусть и печаль... Я отчетливо понимаю, что мне сорок шесть, а «папы Паши» давно нет.